Семь цветов страсти - Страница 93

Джона выбрали на роль русского офицера в соответствии с представлением о славянской типажности: широкое, добродушное, чуть курносое лицо из породы «славный малый». Он ободряюще подмигнул Дикси: «С такой женой я бы ни за что не расстался. Скорее стал бы дезертиром».

Актеры стали в меловой круг, отмечавший исходное положение.

— Начали! — Хлопушка, фонограмма. Сзади рванулась массовка, с воплями осаждая поезд, басом взвыл паровоз, Сергей и Дуся взялись за руки.

— Стоп! Все на место! — крикнул в мегафон Алан. — Массовка, вы должны их толкать, сметать, а не обходить за метр, как английскую королеву. Ясно? Тогда вперед!

И снова все рванулись к поезду, теперь уже так и норовя затолкать героев под колеса. Они с ужасом вцепились друг в друга. Сергей прикрывал телом Дусю от «беженцев», но их сорвало с места и понесло вместе с толпой, волокущей тюки и чемоданы, яростно осаждающей переполненный состав. Ревели бабы, бородатые мужики пытались втиснуть в окна какие-то сундуки. Посыпалось разбитое стекло. Заплакал ребенок. Дикси прижалась к партнеру, пряча лицо на его груди. Капитанская фуражка «Сергея» напомнила вдруг ту, московскую, продававшуюся у пацанов на Ленгорах, а это прощальное объятие вернуло ее в Шереметьево, где никакого объятия не было, а лишь остался стоять, опустив ослабевшие руки, брошенный ею навсегда Микки.

— Не уезжай! — взмолилась Дикси в жесткий погон. — Мне кажется, я сумела полюбить тебя…

Паровоз снова истошно взвыл, заглушая ее голос. С лязгом дернувшись, поползли мимо вагоны. «Сергей» оторвал от своего кителя руки жены, и его торопливые жадные поцелуи покрыли запрокинутое лицо женщины.

— Не уезжай! Ведь это судьба… Ты — моя судьба, Микки!

«Сергей» пятился, боясь отстать от поезда и не в силах выпустить руки жены. Они двигались вместе, не отрывая друг от друга испуганных глаз… Предпоследний вагон, последний… Сорвав с шеи косынку, Дикси вложила ее в ладонь «русского офицера». Она чувствовала, что задыхается, тонет, и этот синий шелк, этот прощальный взгляд «Сергея» — последняя ниточка, связывающая ее с жизнью…

И вот она порвалась — пальцы Дикси выпустили кончик платка. Догнав последний вагон, офицер вскочил на ступеньку. Дикси рванулась вслед, пробиваясь среди вопящих людей, а поезд набирал ход, унося любимого. Она не могла больше сделать и шага, сжатая со всех сторон обезумевшей толпой, а над головами, над криками, над ужасом этой смятенной войной жизни, мелькал поднятый «Сергеем» платочек — маленький флажок цвета ее глаз.

По щекам Дикси катились слезы, она утирала их тыльной стороной ладони, не отрывая взгляда от удаляющейся синей точки, и продолжала беззвучно молить: не уезжай…

Софиты погасли, и только тут она увидела уставившуюся ей в лицо камеру, а за ней счастливого Ала.

— Потрясающие слезы! Целые виноградины — молодчина! — Он кинул Дикси смятый носовой платок. — И на кой я только связался с русскими, надо было сразу приглашать тебя. — Переснимать не будем! — категорически объявил Алан столпившейся кинобратии. — Массовка свободна. Готовьте эпизод «в штабе». — Он посмотрел на часы. — Через сорок минут я вернусь.

— Ну, Дикси, ты заслуживаешь хороший завтрак. Давай заскочим в кафе, а потом я завезу тебя домой, — предложил Ал.

— Не могу пить кофе в такую рань. Буду отсыпаться. — Дикси вытащила шпильки и, тряхнув головой, откинулась на сиденье. — Устала…

Алан косо посмотрел на спутницу и положил на ее колени огромную горячую руку.

— Я позвоню вечером, как освобожусь, детка. Надо отметить эту встречу. Чертовски рад — ты сделала мне огромный подарок… И знаешь, Дикси, я, оказывается, впервые видел, как ты плачешь… Это что-то особенное.

— Посему я и занимаюсь этим делом чрезвычайно редко. Спецномер, сугубо для избранных лиц. — Чмокнув Ала в щеку, Дикси нырнула в свой подъезд.

Она здорово поработала, а день только начинался.

Записки Д. Д.

Мою лазурную спальню заливало яркое утреннее солнце. Я задернула шторы и с удовольствием погрузилась в голубой полумрак. Топать босиком по ковру было приятно, не менее приятно сбросить на него костюм, белье и открыть краны в заново отреставрированной ванной. Вода шипела, взбивая пену с моим любимым запахом орхидеи. Я уже занесла ногу над бушующим морем, но спохватилась, набрав номер телефона ближайшего магазина цветов: «Будьте добры, букет васильков. Нет, пожалуйста, только васильков… Поищите… Да, очень большой. Оставьте под дверью и запишите на мое имя — Дикси Девизо».

Я заслужила эти цветы. И, наверно, еще многое. Сегодня я доказала кое-что человеку, которого когда-то считала единственным мужчиной на свете. Сегодня Алан Герт — «славный ковбой» понял, что Дикси Девизо осталась актрисой. Несмотря ни на что. Актрисой и женщиной. Разве сыграет бесполая ледышка такую любовную сцену!

Чудесное утро! Я с наслаждением погрузилась в горячую, благоухающую ванну, не отгоняя сладкую дрему. Поступать так крайне опрометчиво. Но я отключилась, видимо, ненадолго. А проснувшись, заметила четкую линию покраснения, проходящую по верхушкам грудей и на предплечьях, возвышавшихся над водой. Это оказалось даже красиво — ритуальная раскраска индусских новобрачных. Я еще понежилась в ванне, вспоминая проказы с Аланом. Ну и отчаянным малым он был! Обезоруживающе естественным. Наверно, поэтому на нас не покусились кобры — он был для них своим, как Маугли. Но скорее всего змеями нас просто пугали, завидуя страсти, которой мы безоглядно предавались.