Семь цветов страсти - Страница 105

105

Учитывая, что у нее разламывалась голова и пересохло в горле, Дикси осталась довольна своей тронной речью. Почти Маргарет Тэтчер. После того, как люди разошлись, Рудольф обратился к хозяйке:

— На пару слов, госпожа Девизо. — Он замолчал, опуская глаза.

— Вы недовольны жалованьем, Рудольф?

— Назначенной мне баронессой суммы вполне достаточно. У госпожи Клавдии была щедрая душа… Дело заключается в другом… Я человек старый, очень старый, многое не понимаю и прошу меня извинить… Но такой способ веселиться… устраивать приемы… как бы сказать… был невозможен здесь. Ваши гости, хозяйка…

— Разве дела хозяев касаются прислуги?

— Здесь деревня. Большинство работников и охранников — из местных. Сегодня утром несколько человек… докладывали мне о поведении…

— Рудольф, давайте договоримся: я сохраняю свои привычки, вы и ваши работники — свои. Никому не надо себя принуждать. Кто недоволен — тот уходит. К следующему моему визиту представьте список людей, которых я должна заменить.

Дикси гордо удалилась, вернувшись на место вчерашней вечеринки. В кабинете прибрано, следы разгула исчезли. Букет полевых цветов в тяжелой вазе дышит невинностью, ученые лица джентльменов на портретах мудро-снисходительны, на столике, рядом с откупоренной бутылкой, искрится хрустальными гранями пустой бокал. Она налила немного белого вина, надеясь перебить головную боль. Кто-то сзади обнял ее за плечи и жарко задышал в шею.

— Я давным-давно вернулся. Не хотел нарушать твою парламентскую речь. Курю на балконе, созерцаю владения… Что это там блестит на башне? — Чак вывел Дикси на балкон.

— Кажется, герб на флагштоке. Впрочем, я не разглядела, когда поднималась туда.

— Заберемся вместе, а? — Он значительно посмотрел ей в глаза и подмигнул. — Мне, если честно, на воздушном шаре заниматься любовью приходилось, а вот на исторической башне — нет. Это, наверно, как наркотик…

Дикси решительно отстранилась.

— Ни за что!

— Да почему? Что стряслось? Ты ревнуешь, баронесса?

— Не глупи. Просто у меня бзик. И я боюсь высоты.

— Ладно. Черт с ней, с этой башней! — Он придвинулся к Дикси вплотную. — Я примчался сюда с другого континента, удрал из Мюнхена, выложив кучу денежек за эту тачку, — и все ради тебя! Наша прогулка на яхте засела в моей башке, вернее, даже где-то ниже пояса.

— Вот уж не ожидала! — Дикси попыталась освободить руки, но Чак крепко держал ее запястья, прижимая к стене.

— Пусти, больно.

— Значит, ты не хочешь? — Он налег на нее всем телом.

— Нет!

Наверно, это прозвучало вызывающе. Подобные заявления действовали на Чака как сильное возбуждающее. Мгновенно повернув Дикси лицом к стене, он решительно задрал узкий подол. Сопротивление выглядело жалко, да она решила и не отбиваться — просто гордо принести себя в жертву. В то время как ненасытное животное со смаком насиловало покорную жертву, жертва изучала рисунок обивочного штофа на стене, заклиная себя не поддаваться поднимающемуся возбуждению. Оказалось, противостоять удовольствию столь же нелегко, как порой спровоцировать его. Но она выдержала, думая о предательстве Сола, соглядатаях и подстегивая свой гнев.

Когда Чак, покрывая ее спину полупоцелуями-полуукусами, угомонился и повернул Дикси к себе, отрешенное выражение ее каменного лица потрясло его.

— Да что с тобой, детка? Ты и в самом деле слетела с катушек!

— Поехали. Сейчас же едем отсюда!

— Как знаешь. — Он смиренно пожал плечами, будто имел дело с очевидным сумасшествием. — Я могу собрать вещи?

— Живее. Жду в машине.

Дикси ни минуты не хотелось задерживаться в этом доме, нашпигованном аппаратурой Сола, с прячущимися по углам добродетельными слугами.

Миновав ворота, охраняемые дежурными, джип выехал на проселочную дорогу, петляющую среди холмов. Изредка попадалась какая-нибудь насекомоподобная сельхозтехника, ползущая с охапками сена по своим деревенским делам. В окно врывался горячий ветер, и Дикси с сожалением провожала взглядом мелькавшую между деревьями прохладную гладь реки.

— Так что стряслось, Дик? Я только сейчас понял, что совсем не хочу тебя терять. Видишь — грущу.

Она посмотрела на его насупленный профиль, столько раз мелькавший на экране в эпизодах дерзких боев бесстрашного героя.

— Ты уже не однажды терял меня, Чак.

— По-моему, это называется совсем по-другому. Я отдалялся, уходил на «общий план», чтобы дать тебе свободу и снова появиться в кадре твоего внимания. Причем самым крупным планом.

Дикси мгновенно вспомнила первый после разлуки визит в Париж новоиспеченного киногероя Куина, его розы, формальную благодарность подружке и поспешное бегство. Затем — жаркий эпизод в римской гостинице и полное пренебрежение ею на шумной тусовке. А главное, о чем вообще хотелось забыть, — тот прощальный звонок, которым она пыталась зацепиться за опостылевшую жизнь. Чак не услышал мольбы о помощи, пожурив лишь за съемки в порнухе… Но все переменилось, стоило лишь Дикси приобрести антураж престижной женщины — яхту, деньги, дворец… Похоже, чувства Чака к ней, возможно, и неосознанно, питаются из того же источника, что и любовь к дорогим вещам, шикарным автомобилям, домам… «Милый бедный капральчик из Миннесоты, ты никогда не станешь адмиралом Нельсоном моей жизни, даже если сыграешь его в новой экранизации «Леди Гамильтон». Дикси коснулась пальцем упрямо сжатых губ своего спутника.

105